Публикации

Как монахиня стала пылинкой

Дата: 22.09.2024

Автор: Дмитрий Русин

Все публикации автораВсе публикации автора

Просмотров: 10743

Богородичная сказка

Однажды одна молодая монахиня подумала, что все люди плохие, и что поэтому Богу они не нужны. А ещё она подумала, что человек вообще от природы не может быть хорошим, потому что между добрыми и скверными поступками человек почти всегда выбирает скверные, и потому всё безнадёжно, ну и тому подобное… Такие чёрные мысли, конечно, не к лицу христианке, и монахиня постаралась поскорее от них избавиться. Но не тут-то было: мысли эти уж очень к ней привязались и с тех пор не давали ей покоя. А к духовнику она не пошла…

День ото дня монахиня становилась всё мрачнее и мрачнее: и люди ей не нравились, и то ей не нравилось, и сё ей не нравилось, и от самой себя ей тоже было грустно. Всё не то, и всё не так! Жалко смотреть было на бедную женщину, и некоторые сёстры стали думать, что она заболела. Потом она почти перестала спать от всех этих переживаний. И кто-то думал, что она молится по ночам. А на самом деле монахиня всю ночь просто лежала в келии и думала обо всех плохо, и не могла остановиться.

Впрочем, иногда ей всё же удавалось вздремнуть. И вот в один из таких редких моментов она увидела Святую Землю…

Вообще-то она там ни разу не была, но тут сразу поняла, что это именно та земля, по которой ходил Спаситель! Стоял вечер, местность была пустынная, перед ней была допотопная каменистая дорога, а далеко впереди мерцали огоньки селения. «Как тут спокойно, как мирно!» — подумала монахиня и решила пойти по дороге, но вдруг поняла, что она больше… не… человек. И даже больше: она поняла, что она теперь пылинка на боку огромного придорожного валуна! И тут ей стало страшно. Она не могла сама двинуться с места, и это её очень напугало. При этом прохладный предрассветный ветер напугал её ещё больше — потому, что бедная монахиня почувствовала, что он в любую секунду может её сдуть, и она полетит в неизвестность, оторвавшись от земли. Монахиня сразу же вспомнила строки из псалма и начала горячо молиться — так, как давно уже этого не делала.

«Живый в помощи Вышняго…» — только и успела произнести женщина с трепетом, как услышала со стороны пролетающей мимо мухи: «Ха, говорящая пыль! Вот это да!» От этой внезапной насмешки монахиня совсем упала духом и притихла, сильнее прижавшись к шершавому каменному боку: «Что теперь будет?..»

В это время послышался скрип повозки, и скоро с валуном, на котором притаилась монахиня-пылинка, поравнялась группа путешественников. И, конечно же, один из них случайно задел ногой камень, и, конечно же, монахиня оказалась прилепленной к длинной, грубоватой одежде путника, направлявшегося к неведомому селению.

Монахиню нещадно трясло в такт шагам человека, и ей хотелось плакать от бессилия. Она ужасно устала от долгой тряски и непонятности происходящего — так устала, что, в конце концов, успокоилась и стала оглядываться по сторонам, прислушиваться к мирной беседе на непонятном языке. И вскоре ей показалось, что сквозь звуки голосов она начала слышать странную музыку, и даже не музыку, а вроде как многоголосый хор — не особенно стройный, но такой бодрый, жизнерадостный. Слов было не разобрать, но что-то в них было такое — отгоняющее тоску.

Пылинка стала глядеть по сторонам — не увидит ли таинственных певчих, но вокруг была только дикая природа Святой Земли.

«Так ведь это же сама природа и поёт! — воскликнула монахиня, — Вон птица щебечет, вон цветок чахлый у обочины, вон эти валуны, вон такая же, как и я, пыль несомая ветром, а вон колёса повозки наскрипывают что-то такое в такт — всё поёт одну песню! Только вот какую?»

Она слушала-слушала, и постепенно стала различать смысл этой простой мелодии, несущейся сразу со всех сторон. А пела Земля обетованная о чуде, о тайне, о томительном ожидании некой радостной встречи, о Творце всего мира. И так хорошо было это всё слушать, что монахине очень захотелось подпеть чудесному хору. Но всегдашний её хороший голос в этот раз подвёл, и она стала ужасно фальшивить. Это сильно расстроило пылинку, и она поскорее замолчала. Тем более, что муха, недавно просмеявшая над ней, догнала людей и теперь летела рядом, насмешливо глядя в её сторону.

А тем временем приближалось поселение. И чем ближе путешественники подходили к нему, тем громче и торжественнее становилось пение: пели растрескавшиеся стены, пели мулы, пели насекомые, пели глиняные кувшины, пели сердца людей (хотя, похоже, сами люди этого не замечали). Путники смешались с шумной восточной толпой на улице, и пылинку нашу быстро понесло от одного человека к другому, пока кто-то из местных поселян, к которому на этот раз прибило нашу невольную путешественницу, не выбрался из утренней площадной толпы. Теперь они направились к одному из домов на окраине.

И вот что удивительно: чем ближе подходил человек к дому, тем всё торжественнее становилось пение. Монахиня поняла, что здесь сейчас происходит нечто настолько важное, что весь мир встречает это событие радостным гимном. В эти минуты неказистый домишко стал словно бы центром всей земли!

Они вошли в жилище. Человек поклонился кому-то в темноте и передал корзинку с инжиром. Естественно, что монахиня-пылинка оказалась теперь на одном из плодов, находившихся в корзине. Её отнесли вглубь дома и поставили перед занавеской, откуда вышла престарелая женщина и внесла подарок в комнату.

В комнате пение таинственного хора, который монахиня слышала всю дорогу, прекратилось, и наступила тишина — торжественная, как в храме. Здесь монахиня увидела небольшое ложе, на котором лежала также престарелая женщина, лицо, которой отчего-то светилось в полумраке. Ей то и поднесли корзину с инжиром.

«Анна, скажи, как же вы назовёте свою дочь после всех этих чудес бывших с вами?» — спросила у неё та другая женщина, принесшая фрукты в комнату.

«Мы назовём Её Марией» — ответила усталым, бесконечно добрым голосом лежавшая на постели, взяв в руку один из принесённых плодов.

И тут монахиня-пылинка увидела ребёнка — новорожденную девочку, которая мирно спала рядом с матерью. Монахиня всё поняла. И ей захотелось петь от радости! Но она никак не могла подобрать слов, да ещё и сфальшивить боялась… Тогда она вновь услышала хор, который теперь пел нечто тихое, убаюкивающее и в тоже время величественное, как шум спокойного моря. И тут монахиня, сама не зная как, присоединилась к этому пению — она пела на языке, который не знала, но это были вечные слова благодарности всего мира за жизнь, которую вдохнул в него Бог в первые дни Творения; это были слова изумления всего мира перед безграничной любовью Творца к людям, ради спасения которых Он уже совсем скоро Сам станет Человеком — Сыном маленькой девочки, лежащей теперь рядом с мамой.

Монахиня проснулась в своей келии посреди ночи. Это, конечно, был сон, но пение из него всё ещё стояло в её ушах. Она подошла к окошку и вдруг поняла, что навязчивые дурные мысли оставили её. Монахиня посмотрела во двор обители и увидела на стекле спящую муху.

«Ну что ж, спасибо тебе за урок смирения… муха… Как ты думаешь, может, мне сходить уже к батюшке — рассказать ему обо всём: как я плохо думала, обо всех; как была ничтожной пылинкой; как всё наконец поняла? Всякое дыхание да хвалит Господа… всякое дыхание…» — прошептала монахиня, и встала на молитву. А муха мирно спала на стекле, и ей всё ещё снилась Святая Земля.

(Р)